— Кладите трубку, — сказал Андрис. — Они позвонят через пять минут.
В Реджифьере в девяносто первом году Присяжни был захвачен сепаратистами и просидел в старом бомбоубежище три недели, прежде чем его нашли и отбили.
Полосатый нажал на рычаг и тут же позвонил еще.
— Серж, — сказал он, — засеки адрес номера один-три-три-два-семь-ноль — и отправь туда Мэг с ее девочками. Да, всех. Но без холодных! — повысил он голос. — Только живыми.
Понял? Валяй.
Он говорил и смотрел на Андриса. Андрис облизнул губы. На самом деле ничего страшного не происходило. Телефон был зарегистрирован в подставном помещении. Найти же его, отслеживая канал во время разговора, было невозможно — программа защиты это предусматривала и давала адрес того же самого подставного помещения. Дальнейшее было делом техники…
— Ну ладно, — начал было полосатый, но тут раздался звонок.
Полосатый выслушал, сказал: «Спасибо, не надо»— и положил трубку. Засунул руку под маску, потер лицо. — Мексиканца нет в городе, — сказал он. — Будет послезавтра. Ну-ну…
— Можно мне сесть? — спросил Андрис.
— Сядьте, — сказал полосатый брезгливо.
Один из тех, что стояли за спиной Андриса, взял стул и поставил посредине комнаты. Андрис сел. Вдруг заболела голова. Устал, подумал он. Чего же я так устал?.. Интересно, почему они считают меня наркодером? Не вижу причин. Да еще так уверенно считают… Марина, подумал он. Как же быть с Мариной? Это вдруг прорвалось и хлынуло — стало по-настоящему страшно. Мгновенная паника, и уже в следующую секунду он взял себя в руки, но на лице, наверное, что-то отразилось — полосатый довольно прищурился.
— Жить хочешь, — сказал он. — Жи-ить хочешь, гад. И хочешь жить хорошо-о… А ты видел, как умирают от ломки? Да видел, наверное… Или засадив себе сверхдозу? Видел, видел. Все ты видел. Но сам — упаси боже. Никогда. А? Верно ведь?
— Верно, — сказал Андрис. — Никогда.
— Ты все понимал… Знаешь, что мы с тобой сделаем? Мы вас посадим вместе и начнем колоть. У меня есть «стрип» — двести ампул. И мы их потратим на вас. А потом «стрип» кончится — а вы будете сидеть в подвале… и все. Это будет справедливо. Воды мы вам дадим… И если выживете — то дадим послушать «плот-мюзик». Если выживете… согласен? Справедливо? Отвечай! Справедливо?
— Ее-то за что?
— Справедливо?
— Меня — да. Но она-то ни при чем!
— А кто из тех, кого вы убили, — при чем? А? Кто?
— А вы хотите, значит…
— Я хочу, чтобы ты все почувствовал — что чувствовал, например, я. Или вот он. Ладно. Если ты поработаешь на нас, то ее мы от этого избавим. Понял?
— Да. Что надо сделать?
— Выступишь по телевидению. Расскажешь всем, что вы сделали с откатниками — и зачем. Что вы там распыляли? «Кентавр»?
— Вот чего мы не делали, так не делали. Это кто-то другой.
— Перестань, — с отвращением процедил полосатый. — Тебя видели на мосту.
— Ну и что?
— Перестань.
— Самое смешное, — сказал Андрис, — что это действительно не мы.
— А кто же тогда?
— А вы считаете, что в игре нет других игроков?
— Кому это надо?
— А нам зачем?
— А кто?
— Давайте думать.
Несколько секунд полосатый молча смотрел на него.
— Чушь, — сказал наконец он. — Никому, кроме наркодеров…
Андрис молча пожал плечами.
Полосатый хотел, видимо, что-то еще спросить, но передумал, махнул рукой и сказал:
— Ладно, пошли. А то тебя Хобот ждет не дождется. Прямо слюнями исходит. Ты уж постарайся его не раздражать, он впечатлительный… потом ночами спать не будет… Андриса повели — «Без фокусов!» — сначала к лифту, потом к выходу — и на выходе их взяли. Бритоголовые мальчики в спецназовском сером беззвучно спланировали сверху — с козырька над дверью или с нижних балконов? — и хватило секунды, чтобы оба с пистолетами были обезоружены и скручены, а тот, который допрашивал Андриса, обхватил руками живот и засеменил боком — и лег — все это молча, с каким-то растянутым маслянистым клацаньем: с таким примерно звуком срабатывает замысловатая автоматика оружейных затворов. Нельзя было терять темп. Андрис подхватил с асфальта свой нож и бросился сверху на лежащего:
— Адрес!
Тот длинно простонал что-то нечленораздельное. Глаза его были белые от боли. Андрис приставил нож к горлу, нажал слегка, чтобы дать почувствовать острие.
— Адрес! Где ее держат? Ну?
Кристальдовец молчал. Тело его напряглось — он изо всех сил сопротивлялся смертному ужасу. Не скажет!
— Адрес! Яйца отрежу! — Двинул его коленом между ног, сунул туда же руку с ножом. Почувствовал, как тело кристальдовца опало, расслабилось — лопнуло что-то внутри, и дикая, животная паника плоти: беззвучно, в ультразвуке, визжа, он полз вбок, ворочался под Андрисом, наконец просипел: «Семнадцатое общежитие… в подвале… где бывшая душевая… Да уберите же этого пидора!!!» — А за пидора отдельно! — рявкнул Андрис, рывком поднял парня на ноги и дал ему в челюсть. Кристальдовец крутнулся на сто восемьдесят, приседая, и лег мордой вниз, раскинув руки. «Ты ж его убил!» — сказал кто-то. — Убьешь такого, — приходя в себя, сказал Андрис. — Обоссался, сволочь…— Стряхнул с руки мочу, потом наклонился и обтер о свитер кристальдовца руку и нож. — Спасибо, ребята, — сказал он, вспомнив. — Куда вы сейчас?
Управление напоминало вокзал в разгар эвакуации. Никто ничего не знал. Присяжни был где-то в городе. Весь первый этаж был забит задержанными кристальдовцами и прочей молодежью — несколько сот чрезвычайно возмущенных ребят и девушек орали, свистели, скандировали лозунги — вперебой, безостановочно. Вспыхивали драки — между собой. Атмосфера была накалена до последнего предела. Офицер спецназа, к которому сунулся было Андрис, покрутил пальцем у виска: