Опоздавшие к лету - Страница 89

…Март несколько раз засыпал, пробуждался, снова засыпал; сны и воспоминания наслаивались, перемешивались, менялись местами. Все же под утро — уже светало — он заснул по-настоящему и проснулся поздно. Встал, умылся и пошел к Тригасу. Столики в ресторане были сдвинуты в центр зала, и вдоль стен прохаживался Тригас. Март вошел бесшумно, Тригас заметил его не сразу, поэтому Март увидел кое-что достаточно интересное. Хотя бы то, что на столике в углу стоит ведро с водой и Тригас поминутно подбегает к этому ведру и опускает лицо в воду. Н-да… Это что же получается, думал Март, это он за два дня такое успел сделать? Ни за что бы не поверил! Тригас успел пройтись по всем плоскостям и набросать все фигуры и сцены в простенках и сейчас занимался центральной группой. Как и для любых общественных помещений, для ресторанов у них существовал расхожий набор сюжетов и тем, и Тригас использовал здесь наиболее вычурный: мифологические фигуры, обязательный Вакх с вакханками, виноградные гроздья, полупьяные кентавры с кубками, римляне или как их там, в окружении гетер и прочее, и прочее, и прочее… От штампа Тригас не отступал не потому, что штамповать легче, чем работать по-настоящему, а потому, что такова была воля заказчика. Почему-то именно в ресторанах в самом обнаженном виде выявлялось опошление взаимного влияния столицы и провинции. Провинциальные рестораны оформлялись под два-три наиболее популярных столичных, а столичные — второразрядные, естественно, — стремились переплюнуть друг друга в изощренной неопсевдонародности, причем с характерными чертами какой-нибудь из самых глухих окраин. Начатое с большой помпой движение «За привнесение культуры в провинцию» с самого начала несло на себе клеймо «второй сорт», ибо оставляло в неприкосновенности само понятие «провинция» — не в географическом, естественно, смысле. Все это понимали, но никто не говорил вслух. Одни — по давней привычке молчать во всех затруднительных положениях, другие — понимая, что дойную корову на мясо не режут… Итак, Тригас был занят центральной группой: Вакхом, замечательно напоминающим самого Председателя Ассоциации (такие подковырки допускались), слегка неглижированными вакханками (здесь тоже существовал стандарт: в столице, например, допускалось изображение женщин с одной открытой грудью, при этом вторая должна быть закрыта на четверть; в провинции требовалось закрывать одеждой, драпировками или ближерасположенными предметами не менее трети обеих грудей; допускалось также обнажение одного колена и нижней половины бедра) и игривыми сатирами.

— Как настроение, Юхан? — спросил Март, наконец обнаруживая себя. Тригас обернулся.

— А, это ты. Что-то поздновато встаете, мэтр.

— Одно из главных преимуществ свободной профессии, — сказал Март. — И я не собираюсь от него отказываться.

— Разумеется, — сказал Тригас. — Как тебе все это? — он ткнул пальцем в направлении Вакха.

— Портретное сходство несомненно, — сказал Март. — Остальное — как обычно.

— Льстец, — сказал Тригас. — Я сейчас тут закончу, и поговорим — если хочешь, конечно.

Март мизинцем подправил уголок рта и нос у одного из сатиров, и сатир стал походить на Тригаса.

— О чем? — спросил Март.

— О жизни, о чем еще, — сказал Тригас, рукавом стирая какую-то неудачную линию.

В этот миг на Марта накатило. Это было странное ощущение всеобщей прозрачности, и Март побаивался его, потому что мог узнать в такие моменты многое из того, чего узнавать не хотел, — но от него это не зависело. Сейчас перед ним был только Тригас, причем будто вывернутый наизнанку, открылись все закоулки и тайнички души, кнопочки, рычажки и пружинки, вся эта сложнейшая и тончайшая система открылась и была теперь в его, Марта, власти, он мог бы нажать на любую из этих кнопочек хотя бы из одного любопытства, посмотреть, что из этого получится, но не шевельнулся, замер, застыл — потому что, во-первых, Тригас был, теперь уже абсолютно точно, из них, из мутантов, уродов, дегенератов, — короче, из них; во-вторых, нити, на которых держалась душа Тригаса, были истончены до предела и страшно натянуты, и нельзя там ничего касаться, потому что тогда они начнут рваться одна за другой. Тригас буквально висел на волоске и не подозревал, наверное, об этом. Деталей Март рассмотреть не сумел и не успел, но понял, что обращаться с Тригасом надо осторожно, как с заминированным…

— Что с тобой? — Тригас подскочил и схватил его за плечи. — Ты что?

— Ничего… все в порядке…

— Показалось, что ты падаешь, — сказал Тригас. — Весь белый, как стена, и глаза остекленели…

— Пти маль, — сказал Март. — После контузии. Редко, но бывает.

— Может, к врачу? — предложил Тригас.

— Толку-то, — сказал Март. — Все ведь уже прошло. Вечером поговорю с Петцером, может, таблеток каких-нибудь даст…

— Поехали сейчас. Поехали, поехали! — Тригас, видимо, по-настоящему испугался.

В связи со вчерашним срывом, и с бессонницей, и с теперешним эксцессом можно было поглотать чего-нибудь успокоительного. С другой стороны, упорный отказ от помощи вызовет у Тригаса подозрения. С другой стороны, у него, видимо, и без того есть основания подозревать Марта — и не только подозревать. С другой стороны, какого черта я должен бояться Тригаса, если он из наших? С другой стороны, ходят слухи, что кое-кого из наших следует опасаться сильнее, чем полицмейстеров, гражданских гвардейцев и прочих крокодилов… Короче, соглашайся, пока предлагают.

— Ладно, давай съездим, — сказал Март. — Ты хоть знаешь куда?

— Примерно, — сказал Тригас. — Посиди, я схожу за машиной.