Опоздавшие к лету - Страница 179

179

— Спасибо, дядюшка. Если ничего не случится, я обязательно приду.

И, вновь ощутив себя почему-то девочкой Аннабель, она, пританцовывая, зашагала через мост. Дубовые брусья глухо принимали в себя удары ее каблучков. Вот здесь, где несмываемое темное пятно, двести лет назад стрела поразила преступную леди Канолу…

У ворот донжона дядюшка Гастингс передал ее дворецкому. Аннабель незаметно пожала твердую надежную ладонь старого привратника.

— Ее высочество принцесса Аннабель! — провозгласил, распахивая перед ней резные створки парадного входа, дворецкий. Оркестр играл что-то легкое, полетное, и леди Денниус, хозяйка, маленькая и подвижная, шагнула к ней, поцеловала в щеку и шепнула: «Ты здесь, слава Богу!» Сэр Денниус, давний друг, наставник, почти отец — напротив, холодно коснулся губами запястья и молча посмотрел в глаза, и Аннабель вдруг поняла, что он боится за нее.

И — почувствовала, что благодарна ему за этот страх.

— Богниц, — сказал барон лениво, — вы неизбежны, как судьба.

Как удар молнии. И так же несносны.

— Судьбу вы считаете несносной? — сделал домиком свои белесые брови Богниц; глаза его смеялись.

— Я с ней конфликтую с момента рождения, — сказал барон.

— Нельзя ли несколько подробностей для прессы?

— В раздел скандальной хроники?

— Как можно! В спортивный, разумеется. Кстати, правда ли, что вы оба, — Богниц поклонился Аннабели, — намерены выступить одним экипажем в «Трансафрике»?

Барон, не глядя, поставил пустой бокал — под бокалом тут же оказался поднос, а мгновением позже при подносе материализовался официант. Другой официант, несущий свежие коктейли, качнулся было в их сторону, но барон отмахнулся от него.

— Это неплохая мысль, — медленно сказал он, — поэтому, наверное, она мне в голову и не приходила… А что скажет ваше высочество? — повернулся он к Аннабели.

— Я вообще не собиралась заявляться на эту «Трансафрику», — сказала Аннабель. Сейчас он спросит: почему? — мелькнуло в голове. Надо что-то сказать…— Хотела бы не торопясь подготовиться к Кубку Наций.

— Это, конечно, цель…— протянул Богниц недоверчиво. — А можно политический вопрос? То есть я обращаюсь к вам не как к знаменитым спортсменам, а как к представителям виднейших фамилий Конкордиума. Ваше мнение о завтрашней Конференции Гор и Долин?

— Я отвечу как частное лицо, — сказала Аннабель. — Я считаю, что в нынешней ситуации любые шаги навстречу друг другу надо только приветствовать — и помнить, что есть вещи важнее застарелых обид.

— А я вообще не отвечу, — сказал барон. — Во-первых, я ничего не понимаю в политике, о чем вы, Богниц, прекрасно знаете. Во-вторых, что бы я ни сказал, это будет вразрез с мнением моей семьи — кажется, так получается автоматически.

— Послушайте, Ян, — сказала Аннабель. — Вы тут знаете всех — кто вон тот человек с черной розой?

— О, это же Яппо. Говорят, он настоящий маг. Из старых. Я знаю, что его очень боялся покойный король Томас.

— Понятно, — сказала Аннабель.

Значит, вот он какой, этот Яппо, подумала она. Почему-то думала — старик, с бородой, с посохом… Как Хиид — таким он запомнился ей. Впрочем, может быть, это детские аберрации — тогда все, кто старше тридцати лет и выше пяти локтей, казались глубокими стариками и великанами…

— Король Томас, по-моему, боялся всего, — сказал барон. — Даже собственной тени.

— Вот именно, — поднял толстый палец Богниц.

Барон уже набрал в грудь воздуха, чтобы задать вопрос, когда Аннабель перехватила брошенный мельком на них взгляд высокого человека во всем черном и с черной розой в петлице и положила руку барону на плечо.

— Давайте лучше о скачках, — сказала она. — Или о боксе. Ведь наш друг Ян…

— В прошлом, ваше высочество, в прошлом!

— Не столько в прошлом, сколько в душе, правда ведь, Ян? Вот, допустим, волею судеб вы снова стали спортивным репортером — пари, что будете втрое счастливее, так? Или нет?

— Если с нынешним окладом — о, вдесятеро! Кстати, о пари: хотите свеженький скандал? Помните бой Раулингсон — Ферри? Третьего апреля? В восемнадцатом раунде Ферри проиграл техническим нокаутом?

— Сломал руку, кажется, — уточнил барон.

— Тот самый бой, — закивал Богниц. — Так вот, выяснилось, что оба боксера заключали пари на победу противника! Огромные суммы! Раулингсон дисквалифицирован и по уши в долгах, а Ферри вообще скрылся — но зато с двумя миллионами. Хотя, если его найдут, миллионы ему вряд ли понадобятся…

— То есть руки он не ломал? — приподнял бровь барон.

— Естественно. Массажист в перерыве незаметно впрыснул ему под кожу что-то вызывающее отек, и Ферри осталось только удачно упасть…

— Свинство, — сказала Аннабель. — Массажист его и продал, наверное?

— Нет, — сказал Богниц. — Случайный снимок, и фотограф не сразу обратил внимание…

— Что осталось более или менее честного, — сказал барон, — так это теннис, шахматы, яхты и большие ралли. Все остальное…

— Я сказал бы иначе, — прищурился Богниц. — Бокс, лошади и футбол. Это продано, куплено и продано снова. Все остальное — с вариантами.

— Лошади, — сказала Аннабель. — Знаете, Ян, есть лошади и лошади…

— Я не имел в виду выездку, — сказал Богниц. — Я говорил про ипподром.

— Самый честный вид спорта — это рулетка, — сказал барон. — Ты знаешь, что всегда выигрывает казино…

— Смотрите, это Берт, — сказала Аннабель.

К ним подходил, заранее широко улыбаясь, Берт Яскульский, рыжий и круглолицый; четыре года назад, когда он только начинал свою карьеру, его простецки-легкомысленная внешность страшно мешала ему. Как и островной акцент. От акцента и веснушек он избавился — но не это, конечно, стало причиной его стремительного взлета. Сейчас он был товарищем премьер-министра Маргитании, второго по значению королевства Конкордиума.

179